Печать

Жуков М.А., Крайнов В.Н.

Комментарий по стратегии развития северных и арктических регионов.

«Правительство, представляющее собой собрание избранных дельцов, — это, вероятно, худшее из правительств».
Адам Смит

В конце января 2009 г. на сайте Минрегиона России были размещены пакеты документов к проектам Стратегии социально-экономического развития Дальнего Востока, Республики Бурятия, Забайкальского края и Иркутской области на период до 2025 года и Стратегии социально-экономического развития Сибири до 2020 года. Факт опубликования проектов программных документов отраден. Открытый режим разработки страхует от масштабных ошибок и дисциплинирует разработчиков. Но проблема не только в режиме работы над программами, но и в их исходных посылках. Даже беглое знакомство демонстрирует абстрагирование разработчиков от главных проблем Сибири и Дальнего Востока. В этой связи можно ожидать, что и проект Стратегии развития Арктической зоны Российской Федерации и обеспечения национальной безопасности на период до 2020 года, разработка которого поручена Минрегиону, будет подготовлена в том же ключе.

Россию можно разделить на две части — староосвоенные регионы и регионы нового освоения, часто обобщенно именуемые: «Север», или даже более жаргонно по форме, но точно по сути: «Севера» (Арктика, Европейский Север России, Северный Урал, Сибирь, Дальний Восток), выделяемые не по соображениям широтного положения, а по критериям природной дискомфортности. Условия хозяйствования в двух этих частях принципиально различны, а суть различий — в масштабах уровня дискомфортности хозяйствования и жизнедеятельности.

В экономическом выражении дискомфортность проявляет себя в так называемом «северном удорожании», особенно остро ощущаемом в его экстремальной арктической форме. С точки зрения общих проблем обеспечения экономической деятельности на Севере и в Арктике «северное удорожание» фокусируется в проблеме обеспечения инвестиционного цикла производственных процессов (особенно острая потребность в «дешевых» и «длинных» деньгах) и в проблеме дополнительных издержек экономик арктических и северных регионов, складывающихся из очень высоких транспортных расходов и связанного с сезонностью периода транспортной доступности кассового разрыва и временного омертвления капитала, из повышенной стоимости технических средств и материалов в «северном исполнении», из повышенной оплаты труда и дополнительных расходов на воспроизводство «человеческого капитала», из повышенных коммунальных затрат и многого-многого другого.

В социалистическую эпоху, когда государство выступало в качестве единого хозяйствующего субъекта, проблема «северного удорожания» разрешалась системой мер, встроенных в цепочки хозяйственных отношений ведомств и производств, выступавших в тот период своеобразным аналогом технологических цепочек единой хозяйственной системы. Уход государства из экономики сопровождался деградацией инструментов государственной политики преодоления факторов «северного удорожания», перекладыванием и дополнительных издержек «северного удорожания», и многих социальных функций и обязательств государства перед населением на плечи хозяйствующих субъектов. Государство более не рассматривало в качестве собственной функции обеспечение условий инвестирования экономической деятельности в реальном секторе и снижение издержек национальной экономики, хотя все развитые и успешные государства уделяют этим вопросам первостепенное внимание.

Причина — довлеюшие над обществом теоретические установки радикального экономизма, которые правильнее было бы именовать «финансизмом», так как в реальной практике реализуется принцип «экономика для банков», а не «банковская система для реального сектора». Если промышленники, люди с производственной ориентацией ума, рассматривают экономику в качестве экономического способа существования общества, и в качестве конечного результата экономической деятельности видят совокупность конкретных общественных и индивидуальных благ, то идейные неолибералы понимают под экономикой исключительно финансовые схемы. Инвестиционный цикл в их восприятии становится не базовым условием реализации содержательной хозяйственной деятельности, а самой этой деятельностью. Главным же итогом хозяйствования становится финансовая прибыль, получаемая инвестором или кредитором. Отсюда и название экономического уклада — капитализм, т. е. хозяйствование во имя приращения капитала.

В этой схеме нет места общественному благу или индивидуальному благу производителей товаров и услуг как главному смыслу человеческого труда. А значит, отсутствует необходимость поддержания определенного уровня активности в реальном секторе экономики. Любое предприятие, оказавшееся в некоторый момент времени нерентабельным, должно естественным образом отмереть, исчезнуть, что с точки зрения финансового рынка означает простое высвобождение финансов для их использования в операциях с большей нормой прибыли. При таком подходе, «северное удорожание» выступает в качестве автоматического «смертного приговора» экономике северных и, тем более, арктических регионов. И никакие ссылки оппонентов российским неолибералам на неравенство экономических условий категорически не принимаются с аргументацией о принципиальности «единства экономического и правового пространства страны», из которого с неизбежностью вытекают требования к единству условий хозяйствования на юге Краснодарского и на севере Красноярского краев. Естественно, что бизнес в таких условиях будет стремиться в регионы с меньшими издержками, оголяя территории с издержками более высокими. Яркой иллюстрацией этому обстоятельству служат проблемы российского Дальнего Востока, где уже несколько лет государство без особого успеха пытается переломить крайне опасную геополитически тенденцию к обезлюживанию территорий. Но такая же ситуация и в Арктике. Мало кто знает, но уже и в Тикси начинают преобладать китайцы, не имеющие проблем с кредитованием собственной экономической деятельности. Причина одна — бегство национальной экономики из регионов с очень высокими издержками. Малый и средний бизнес при первой же возможности переносит свою деятельность в регионы с принципиально более благоприятными условиями хозяйствования. Бизнес же, тесно привязанный к местным природным ресурсам, с трудом набирает обороты, развивается абсолютно недостаточными темпами.

Для промышленника, для специалиста-производственника такой подход — абсурд. Но с точки зрения монетарного мышления, радикального экономизма в его крайнем «финансистском» проявлении — все естественно и все правильно. В соответствии с этой же логикой строилась и политика в отношении регионов Севера и Арктики. Если видеть национальную экономику не как целостный национальный экономический организм (от чего наши западные партнеры никогда сами для себя не отказывались), а как россыпь отдельных хозяйствующих субъектов (к чему нас долго призывали), то абсолютно неважно, выживет ли ресурсная экономика Севера и Арктики или полностью разорится, развалится и исчезнет. Ресурсы можно приобретать и на мировом рынке. Ведь их добыча в странах с теплым климатом существенно рентабельнее. Разве можно сравнить себестоимость нефти Ямала или Персидского залива? Разница — на порядок. А вот когда добыча ресурсов в высоких широтах станет действительно рентабельной, тогда можно снова вернуться в Арктику и заново ее освоить. И в среде экономического истеблишмента именно так вопрос зачастую и ставится. Это ведь с точки зрения национальной экономики как целостного организма все бросить и разорить, а потом прийти и заново освоить — крайне затратное и нерациональное действо. С точки зрения конкретных частных кредиторов и инвесторов финансировать производство общественных благ, снижая собственную норму прибыли — экономическое безумие.

К счастью, такая позиция, естественная для банкиров и рантье, не была и не могла стать позицией российских промышленников, которым мы обязаны выживанием нашей арктической экономики, сохранением для национальной экономики собственного ресурсного потенциала развития. Будучи связаны с конкретными производствами и производственными коллективами, с реальными людьми, без которых производственная деятельность невозможна, эти промышленники всегда осознавали тесную связь личных и общественных интересов. Они видели также, что в окружающем мире национальные экономики функционируют как конкурирующие национальные экономические организмы, обеспечивающие в этой связи свою структурную и функциональную целостность, внутреннюю связность производственных циклов в рамках регионального разделения труда. И конечно, они были осведомлены о том, что все приарктические страны в той или иной форме сталкиваются с проблемой регионального удорожания и тем или иным образом решают вопросы снижения издержек региональных экономик там, где они особенно высоки.
Эти обстоятельства принципиальны для российских регионов Севера в его широком понимании. Для национальной экономики как целостного организма эти регионы принципиально важны как ресурсная база развития и как важнейший элемент национальной экономической безопасности, обеспечивающий самодостаточность в периоды роста международной напряженности. Но эффективная деятельность в этой части страны требует решения проблемы специфических региональных издержек, что нам демонстрирует и зарубежный опыт. Без решения этой проблемы никакого эффективного системного развития экономик северных регионов не будет, в чем мы уже и на собственном опыте убедились. А возможно лишь узко локализованное развитие отдельных сверхприбыльных ресурсных отраслей, да и то в период благоприятной конъюнктуры.

Вопрос о «северном удорожании» принципиально важен, так как стержнем региональной социально-экономической политики в отношении территорий нового промышленного освоения (термин несколько условен, но интуитивно понятен всем, а о деталях можно договориться) должна стать система мер по комплексному преодолению факторов «северного удорожания». Но «северное удорожание» у нас как экономический феномен не отслеживается, и оценить его для разных регионов и сфер деятельности в режиме разовых экспертных усилий достаточно трудно, хотя технически возможно при организационно обеспеченной деятельности на постоянной основе. В период руководства подведомственным Минэкономразвитию России ФГУ ВНКЦ «Север» авторы неоднократно поднимали вопрос о необходимости включения этой проблематики в план научной деятельности, но участвовавшие в обсуждении чиновники только руками махали: «О, нет, нет, нет…». Без детального понимания масштабов, специфики и динамики «северного удорожания» невозможно адекватно дифференцировать в пространстве и времени меры экономического регулирования, а без учета природохозяйственной специфики «Северов» невозможно их эффективно развивать.

Сам по себе феномен «северного удорожания» хорошо известен и в основных своих компонентах структурно проанализирован, в первую очередь в работах Института Социально-экономических и энергетических проблем Севера Коми научного центра Уральского отделения РАН, Института экономических проблем Севера Кольского научного центра РАН, Института экономики и организации промышленного производства СО РАН. Но структурную, пространственную и временную динамику северного удорожания мало представлять себе в общем, ее необходимо отслеживать на основе статистических данных, так как наряду с устойчиво воспроизводящимися факторами удорожания имеют место многочисленные факторы разового действия и случайного характера. Да и структура факторов «северного удорожания» изучена далеко неравномерно. Например, авторам совсем не известны работы о влиянии на «северное удорожание» налоговой системы, хотя факт взимания налогов с «северного удорожания», особенно в части НДС, абсолютно очевиден, а налог на «северное удорожание» выглядит как-то уж совсем цинично и менее всего походит на борьбу за равенство условий хозяйственной деятельности.

Подводя итог, нужно подчеркнуть, что правильному пониманию изначально двойственной природы национальной экономики и как целостного национального экономического организма, и как суммы свободно действующих хозяйствующих субъектов, требуется ясное понимание содержания самого понятия: «экономика», его пространственных рамок и тех задач, которые социум решает этим инструментом. Если рассматривать экономику исключительно как форму свободного функционирования личности, преследующей персональные экономические интересы (экономический либерализм в его «химически чистой» форме), то для рассуждений об общественном интересе и общественных благах вообще основания эфемерны в связи с очевидностью приоритетов, а пространственные рамки носят условный характер, так как даже и вся планета целиком является лишь временным фактором пространственного ограничения. При таком подходе какие-либо программы развития регионов с высокими издержками лишены содержания и смысла. Бизнес должен следовать туда, где нормы прибыли максимальны, а депрессивные регионы должны оставаться таковыми до соответствующих изменений условий на свободном рынке. Может быть, когда-нибудь и до них дойдет очередь. С точки зрения мира, в котором существуют национальные государства и в котором данной в ощущениях реальностью является острая конкуренция национальных экономических организмов — это теоретический абсурд и практическое лукавство.

С позиции либеральных экономических теорий, экономическая свобода хозяйствующего субъекта — основа его экономического успеха. И чем свободы больше, тем больше шансов на успех. С точки зрения людей, чьим способом экономической жизни является предоставление капитала в качестве кредитов и инвестиций — не их забота поддерживать реальный сектор. Разорится он здесь — найдутся производители в другом месте. В любом случае кто-то где-то будет что-либо производить и этому производителю обязательно потребуется заимствование капитала. Национальные границы для такого бизнеса — только помеха, а экономика — броуновское движение хозяйствующих субъектов в мировом масштабе, в рамках которого происходит постоянная выбраковка «слабых и неэффективных» и рождение новых «молодых и агрессивных». Это чистой воды социал-дарвинизм, но именно к этому в пределе логических конструкций сводятся все либеральные экономические концепции. Экономическая мысль российских либералов от Гайдара до Кудрина растет именно из этого корня. Просто Гайдар был в словах и действиях более откровенен и честно сформулировал задачу — эвакуировать «Север» насколько бюджетных возможностей хватит, а на кого не хватило — пусть спасаются и выживают сами. В этом контексте нынешняя возня с программами более всего напоминает психотерапию социума посредством документов-плацебо, на реализацию которых никто заранее и не надеется.

Есть, естественно и другой взгляд на экономику, основывающийся на современной социальной структуре человечества, главными чертами которой являются разделенность человечества на локальные социумы и взаимодействие-конкуренция этих социумов как целостных экономических организмов. При таком подходе экономика — форма экономического существования социумов и задачи экономики — обеспечение условий благополучного материального существования и прогресса социумов. В рамках такого концепта экономики сырьевые ресурсы развития, тем более представляющие объект конкуренции национальных экономических организмов, являются важным фактором развития, а обеспечение условий доступа к ним является предметом общественной заботы и общественных усилий. Что касается издержек национальной экономики в сопоставлении с издержками иных экономик, а также региональной дифференциации издержек, то благополучные экономики потому и благополучны, что теми или иными способами решают проблему оптимизации издержек за счет всего многообразия материальных и нематериальных ресурсов, которые для этого могут быть использованы. Россия имеет множество проблем с издержками национальной и региональных экономик, и множество ресурсов, которые потенциально пригодны для решения этих проблем. Не решаются же они из-за отсутствия профессионального прагматического подхода. И дело не в недостатке профессионалов, а в неадекватной идеологизированности, когда руководящие экономической жизнью страны политики пытаются слепо следовать неким абстрактным постулатам, не соответствующим времени и месту. Именно в связи с этим известный экономист Михаил Хазин заявил, что экономикой страны управляет тоталитарная секта экономистов, слепо верящая в некое единственно верное для всех времен и народов экономическое учение .

Нужно отметить, что существует распространенное заблуждение относительно природы и характера действия экономических законов. Их объективность не означает унифицированного автоматического действия, к каковому мы привыкли в отношении других законов природы. Экономические законы объективны в части проецирования законов сохранения на человеческие сообщества. Свойства этих сообществ определяют характер реализации экономических законов. В любом учебнике экономики подчеркивается, что экономические законы проявляют себя с учетом времени и места, а в основе любой экономической теории лежит концепт экономического субъекта, как отправная точка развертывания логических конструкций, описывающих поведение экономических субъектов в тех или иных условиях.

В этой связи попытка буквально следовать тем или иным экономическим теориям, соответствовать постулатам тех или иных учебников превращается в догматизм и ведет к заведомым неудачам. Опыт наших зарубежных партнеров-конкурентов показывает, что нет универсальных рецептов и единых для всех решений. Каждый национальный экономический организм вырабатывает собственные оригинальные подходы к решению своих специфических проблем, сообразуясь со временем, местом, располагаемыми ресурсами и здравым смыслом.
Демонстрирует международный опыт и то, что национальные экономические организмы, действующие как целостные системы, а не как скопище разнонаправлено мотивированных субъектов, находятся в отношениях конкуренции за ресурсы развития и взаимообмена этими ресурсами в условиях, когда иной способ приобретения данных ресурсов обойдется дороже. Ослабленные же национальные экономические организмы оказываются вынуждаемы к неэквивалентному ресурсно-товарному обмену или вовсе утрачивают права распоряжения своими природными ресурсами.

Выстраивая национальную арктическую политику, мы должны ясно понимать, что если национальная экономика не будет функционировать, как единый организм, она не устоит в конкурентной борьбе, лишаясь важнейших конкурентных преимуществ — собственных ресурсов развития. Абсолютно неправы те, кто утверждает, что наше природное богатство — наше проклятие, и только отдав его в чужие руки, мы начнем нормально развиваться. Отсутствие природных ресурсов отнюдь не является необходимым условием быстрого технологического прогресса и экономического развития. Существует множество стран без богатых ресурсов и без развитой экономики. А те страны, что сумели развить экономику в условиях бедной ресурсной базы, стремятся всеми силами обрести контроль над всем, чем только возможно.

Арктические ресурсы как ресурс развития привлекательны не только для российской экономики и привлекают к себе внимание не только российских бизнесменов. Ведущие политики США уже неоднократно высказывались в том смысле, что Сибирь (в западном политическом жаргоне соответствует Северу в широком российском понимании) — слишком большое богатство, и оно не должно принадлежать одной России. Военные же всегда предупреждали, что невозможно эффективно защищать неосвоенные и необжитые территории. Арктическая экономика, арктические системы жизнеобеспечения особенно уязвимы с позиций рентабельности и нормы прибыли. Условия хозяйствования в Норильске и Краснодаре — большая разница, а отсутствие дифференциации порождает дискриминацию. Арктика — наша кладовая и, одновременно, один из самых уязвимых макрорегионов страны. Рвется же там, где тонко.

По материалам сайта "Движение развития".